В эту субботу, 17 февраля, будет 20 лет, как я живу без мамы. В 1998 мне было 22 года, а сейчас я всего на два года младше нее, когда она умерла. Я часто думаю, примеряя эту возможность на себя: вот чтобы сейчас, когда так интересно, все бы взяло и закончилось!? Ну, и другое чувство, которое живет все годы, — сиротства и невосполнимой потери. За последний год с помощью специалистов, которые выступают в статье экспертами, я смогла проработать эту свою травму, и только поэтому появился ресурс написать такой сложный текст.

 

 

Родители уходят раньше своих детей, и это нормально. Намного хуже, когда наоборот. И всем предстоит пережить эту утрату – подготовиться и осознать ее масштаб заранее невозможно. В моем обширном на тот момент кругу со мной этой случилось, кажется, с первой, и потом, когда у некоторых друзей уходили мама или папа, они говорили: «Да, теперь я тебя понимаю».

 

В книге психолога Екатерины Хориковой «Как начать жить и не облажаться» , написанной для 20-летних, есть глава про всех нас – тех, кто рано остался без мамы.

«У рано потерявших маму специфический, немного голодный взгляд, особенная повышенно-эмоциональная реакция на разговоры о детях, суховатая, сдержанная интонация при разговоре о мамах. Когда я говорю рано, я имею в виду и в три, и в двадцать три. Какими бы взрослыми мы ни были, когда нам за двадцать, эта потеря все равно детская.

Речь о тех, кто успел побыть с мамой. Узнать ее. Запомнить цвет ее глаз, запах кожи, тембр голоса. Запомнить, как она сердилась, как улыбалась, как одевалась. О тех, кто успел узнать, что такое быть с мамой, жить с ощущением, что она есть, что она рядом. Неважно, насколько она была плохой или хорошей.»

 

Это был понедельник, утро, телефонный звонок на домашний, естественно, номер. Бабушка, папина мама, меняется в лице и зовет меня: там голос тети сообщает, что мамы больше нет. По большому счету, за всю ту неделю я помню потом только стук: гвозди, которые забивают в гроб.

Мама, полюбив, ушла из семьи за 10 лет до этого, и я бросилась праздновать жизнь, чтобы никому не показать, как мне больно: сигареты, алкоголь, со временем наркотики и клубная тусовочная жизнь. К тому времени, как мама ушла во второй раз, уже насовсем, я хорошо знала, где искать спасение: перестала работать и проводила время с дружками-героинщиками.

Куда-то ездила, где-то ночевала, что-то делала.

На похороны бабушка выдала мне сверху моего загашенного состояния еще и феназепам — для окончательного спокойствия.

Ну, то есть, в момент того телефонного звонка мир рухнул и разбился, был пробит тыл и появилась «дырка в спине» — я так это называла. А потом я просто перестала чувствовать.

 

                                                         Мама, здесь ей около 30

 

Екатерина Хорикова, психолог:

«Независимо от того, какими были отношения с мамой, пока она была жива, чувство собственного сиротства у всех одинаково. Потому что ранняя потеря матери — это потеря части живого в себе. Его отмирание. Иногда мгновенное, иногда постепенное. Вроде ты жив, здоров и даже весел, а какой-то кусок в тебе мертвый. Его больше нет. И не будет никогда. Ни будущая семья, ни друзья, ни дети эту потерю не восполнят. Это другое.»

 

В те дни «отвалились» многие друзья, и их можно понять. Никто ведь не знает, как вести себя с человеком, у которого умерла мама. И просто страшно, в конце концов, приближаться к человеку, в котором разверзлась такая бездна.

Только Лиля, моя подруга детства, которая тогда уже, кажется, училась на психолога или только собиралась, то ли знала – как, то ли просто действовала от сердца.

Она приходила ко мне домой и находилась рядом, молча, без вопросов, без жаления и утешения, просто сидела рядом.

Знаете, что эмпатичное присутствие человека рядом целительно? Я помню это ощущение, и это правда так.

 

 

Врач-невролог, психотерапевт Павел Буков отвечает на вопрос: «Как помочь, если кто-то в вашем ближнем круге переживает недавнюю потерю?»

  1. Просто больше быть рядом с горюющим человеком, не стараться бодрить или веселить искусственно.
  2. Если человек хотя бы немного религиозен, поощрять принятые в его религии правила переживания потери. В религиозной традиции все, что касается смерти, четко регламентировано и правильно отстроено.
  3. Разговаривая о потере, не блокировать, не вытеснять слезы. Горе желательно «выплакать». Но и не давать погружаться в горе с головой, ходить каждый день на кладбище и проч.
  4. Постараться вместе с горюющим выходить «в люди», бывать на природе, посещать любимые для него места. Переводить фокус внимания с утраты на текущие дела, жизнь вокруг.

 

Я тогда оказалась в миллиметре от того, чтобы начать колоться (в прошлом моем образе жизни, о котором я писала здесь, это было несложно сделать). И меня тогда, почти как в кино, спас мой тогдашний главный редактор, отправив – «летишь завтра в 8 утра» — в пресс-тур на Кипр.

Родственники не поняли, что это, когда я улетела «отдыхать», не оставшись на мамины 9 дней. Объяснила им позже.

В поездке никому не говорила о том, что у меня горе, там наливали вино уже за завтраком, было с кем флиртовать, гонять на мотороллере и заниматься бурным одноразовым сексом.

Я опять праздновала жизнь, наотмашь, изо всех сил.

И продолжила по возвращению, защищаясь цинизмом и соглашаясь на все, рискуя здоровьем, свободой, безопасностью и жизнью, с ощущением, что мне просто нечего терять.

Хорохорилась и делала вид, что та потеря – пройденное дело, живем дальше, живем один раз.

 

Юлия Рублева, психолог, про то, как обстоят дела с переживанием горя в нашем обществе:

«Я все время слышу от клиентов одно и то же — «мне запрещали плакать».
Рассказывают, как «папа умер, а я не плакала». Почему? «Надо было держаться и маму поддерживать».
Во всех этих историях есть одинаковые последствия: как правило, это депрессия разной степени тяжести и отсутствие ресурсов на настоящее, так как они, как сокровища в сундуке, закопаны в прошлом.
В нашей культуре доблесть – не замечать очень сильных чувств. Несомненно, это связано с дикой, полной насилия историей страны в прошлом веке. Но сейчас мирное время, а стратегии выживания все те же, военные.
Смерть близких принято переживать мужественно, правильным считаются спокойные лица на похоронах, плакать стыдно, а выть в голос (что самое целебное и правильное при потере такого масштаба) – невозможным.»

 

 

О том, что вообще-то у меня горе, я узнала через 1,5 года. Я попала в катастрофу на воздушном шаре, осталась жива и, когда меня, лежачую, привезли домой в Москву, мне понадобилась помощь психотерапевта – я не могла спать, все время «вспоминая телом» момент удара о землю.

Когда мы разобрались с постравматическим синдромом, возник вопрос номер два. Я сказала: «У меня нет светлой памяти о маме, хочу исправить эту ситуацию».

После той сессии я начала рыдать и рыдала в течение недели каждый день по многу часов. Папа был удивлен: обратились за помощью к психологу, чтобы стало легче, а дочь бьется в истериках.

Из меня тогда как будто выходило то, что было спрятано под наркотиками, алкоголем, феназепамом, адреналином, сексом и «праздником жизни» навзрыд.

 

Юлия Рублева, психолог:

«Самое главное, самое трудное – это признать, что тебе требуется время и передышка. Что ты упал, а встать не можешь. Что тебе больно так, что нельзя больше притворяться, что ничего не происходит.
И здесь важно и нужно разрешить себе не быть молодцом, не держаться. Нужно разрешить себе заплакать. Лечь носом к стенке. Стукнуть кулаком по столу.

Сказать «я живая, я посвятила его болезни годы, и теперь я хочу жить».

Сказать «я злюсь, что ты умер и оставил нас одних».

Сказать «я так скучаю, так скучаю, я плачу о тебе».

 

Откуда проблемы со светлой памятью и что такое «плохие и хорошие мамы»?

Моя мама выпивала – это был такой полубогемный образ жизни, который привел к болезни, к зависимости – эта тема тоже очень меня волнует, и я готовлю по ней материал.

Масштаб зависимости стал понятен, только когда после 40 дней я приехала разбирать ее вещи, и из шкафа, из кофточек, посыпались на пол пустые водочные бутылки.

За год до смерти ей поставили диагноз «по печени» и запретили все. Она недолго продержалась и сказала своему любимому мужчине, что не хочет жить с такими ограничениями. И дошла в итоге до стадии, когда я, приезжая к ней в гости, видела ее в белой горячке.

Свою красивейшую, нежнейшую, умнейшую, талантливейшую маму.

Дети не должны видеть своих мам в таком состоянии.

Осознать и принять, что это был ее выбор, ее судьба, ее болезнь, и что ты ни в чем не виновата, и она тоже ни в чем, почти получилось только сейчас, в мои 42 года.

А тогда и всю жизнь у меня были к ней и претензии, и обиды, и недостаток ответов на море детских, женских, разных вопросов, и обвинения, и чувство вины – за то, что вылезает все это, а никак не светлая память.

 

 

За то, что после того, как умер еще и дядя – мамин младший брат – совсем плохи стали мои бабушка и дедушка, их родители, потерявшие обоих детей. И что там чувствую я – никого особо не интересовало. Пришлось перестать быть внучкой, поменяться с ними ролями, и день за днем, пять лет, нести на себе их черную дыру.

Спасибо за поддержку папе, но ресурс мой тогда закончился, и восстанавливалась я потом, после их ухода, – физически и психически – еще пять лет.

 

Кстати, чувство облегчения, когда уходят близкие, которые тяжело уходили или с которыми было тяжело при жизни, — это тоже бывает и тоже нормально.
Еще одно из чувств, которое просто есть, и не надо себе запрещать и ругаться за «черствость».

Мы живые люди, и в нас помещается весь спектр эмоций.

А на похороны я больше не хожу – их было 10 за 12 лет, двое я устраивала сама. С тех пор прощаюсь с людьми мысленно, но быть рядом со смертью – не хочу и не могу.

 

Вся эта гамма чувств опускается сверху на не пережитое горе, а ты крепишься и пытаешься себе не признаваться, что чувствуешь вот это все. И так 20 лет.

 

Екатерина Хорикова, психолог:

«Не слушайте нас, если мы станем говорить вам, что мам надо беречь, потому что их можно потерять в любой момент. Мы их сами не берегли бы. Все знают, что наши близкие рано или поздно умрут, и это никому не мешает вести себя по-свински.
Не пытайтесь обходить с нами тему смерти. Это бессмысленно. Нам все равно. Смерть отдельно, жизнь без мамы отдельно.
Не вселяйте в нас надежду, что время лечит. Это вранье. Время не лечит — оно обволакивает образовавшуюся пустоту, не давая ей возможности распространиться, заполонить собой все вокруг.
Потерявшие маму — это отряд особого назначения. Его назначение в том, чтобы нести свою потерю в полном одиночестве. Всегда.»

 

Павел Буков, психотерапевт: «Переживая горе, человек проходит несколько этапов. Что необходимо делать, чтобы не застрять надолго в каком-либо из них?»

  1. Как не больно, как не горько, нужно признать, что близкого человека больше нет, что придется учиться жить без него. Необходимо осознать реальность потери не только разумом, но и чувствами. Часто в этот период боль от потери многие пытаются заглушить алкоголем, психотропными препаратами и прочими химическими веществами. Это может помочь на какое-то время, точнее, — отсрочить встречу с реальностью, процесс переживание горя.
  2. Определить конкретное время, например, месяц или два, после которого необходимо «отселить» умершего, если он жил вместе с вами в одной квартире. Сделать ремонт или перестановку мебели, избавиться от личных вещей ушедшего человека. Сделать так, чтобы в вашем жилище о нем мало что напоминало. Сохранение в нетронутом виде вещей, комнаты умершего человека называется «мумификация» потери. Это один из видов болезненного переживания утраты.
  3. В определенный период переживания потери человек может испытывать агрессию на умершего, обвинять его, например, в том, что ушел, оставил, бросил. Вместе с тем переживаются и обвинение себя, самобичевание типа «Если бы я тогда уделял больше внимания, нашел хороших врачей и проч., близкий человек был бы жив. Это из-за меня он умер!»
    В такой ситуации имеет смысл переключаться, не зависать, не зацикливаться на обвинениях. А постараться вспоминать хорошее об ушедшем человеке, если присутствует агрессия, постараться простить и умершего и себя.
  4. Когда человек принял окончательно факт потери, справился с агрессивными реакциями, он начинает переживать депрессию. А это часто слезы, уныние, беспомощность. Важно, с одной стороны, не запрещать себе грустить и плакать, с другой стороны, избегать полного погружения и растворения себя в эмоциях горя и скорби.
  5. Постепенно переводить свое внимание с персоны умершего на окружающий мир, замечать в нем изменения, новую реальность, возникшую после того, как потеря пережита и оплакана.

 

Пройти сепарацию и позволить себе прочувствовать горе – вот два вывода, к которым я пришла буквально месяц назад, пройдя тренинг Юлии Рублевой «Мама и мои отношения», а потом еще поработав на сессиях с Павлом Буковым.

Сепарация – это осознание себя взрослым человеком, отдельным от родивших тебе мамы и папы.

Это дает невероятный ресурс жить, когда ты любишь и уважаешь родителей, но как равный и свободный человек. У меня физически не было мамы почти 20 лет, но я не была сепарирована от памяти, причем не всегда светлой.
При этом, жила в нездоровой привязанности к папе и говорила: «Если умрет он, и я умру тоже».

На днях прочитала два сильных текста про то, как люди прощались со своими домашними любимцами, умершими собаками и кошками. Я, конечно, плакала, смотрела на свою собаку, думала: он ведь тоже когда-то. Шла его тискать, баловать и старалась не ругаться на прогулках за плохое поведение.

Невозможно сдерживать и преуменьшать свою любовь к тому, кого любишь, чтобы потом было «не так больно» терять. Но можно стараться быть терпимее, теплее и, наоборот, дарить больше любви. Чтобы, когда придет конец, не было сожалений и чувства вины за то, что «не додал».

 

И был еще один пост, там приятель тоже писал о смерти любимого пса и радовался наличию антидепрессантов, которые позволяют «не чувствовать».

«Не чувствовать» — это один из выходов в моменте, когда невозможно больно. И часто другой возможности пережить просто нет.

Но потом нужно обязательно найти смелость и силы и, с поддержкой специалистов, пойти в центр себя.

Найти свое горе, посмотреть на него, погреть его, пережить его, отгоревать.

Разложить эмоции – все, каждую, — увидеть, согласиться, проплакать и отпустить.

А потом появятся новые силы, чтобы жить свою живую жизнь, позволяя себе плакать и скучать, но не тревожа лишний раз дух ушедшего человека своей внутренней неразберихой. 

Светлая память.

 

 

 

Екатерина Хорикова, психолог:

«Приспособление — это долгий путь с рецидивами и периодами застревания: вроде уже давно вылезла, оклемалась, потом что-то прочитала, посмотрела (или осталась без поддержки и тепла) и вот опять лежу, свернувшись клубком, в четыре утра и не хочу ничего. Ничего, кроме одного.
Хочу к маме. Это довольно смутное, абстрактное желание. Даже не к своей конкретной маме. Просто «хочу к маме». Если я произношу это вслух, сразу начинаю плакать.
Тем, кто этого не пережил, понять это невозможно.
И не нужно».

 

Фото из архива Яны Жуковой.

Мнение редакции может не совпадать с мнением автора.
В случае проблем со здоровьем не занимайтесь самолечением, проконсультируйтесь с врачом.

Нравятся наши тексты? Присоединяйтесь к нам в соцсетях, чтобы быть в курсе всего самого свежего и интересного!

Instagram Facebook VK
Telegram