Обычный московский вечер пятницы – расслабленный, снежный. В полупустом баре одуряюще пахнет печеными яблоками. Бармен – с дредами и татуированной игуаной во все плечо многозначительно посматривает то на блондинку в красном платье, одиноко потягивающую просекко у стойки, то на столик, за которым устроились мы с подругой. Бармену едва ли больше двадцати, у него взгляд пирата,  Дарт Вейдер на застиранной футболке,  он излучает беззаботность и наглое детское счастье.

Но женщина, которая сидит напротив меня, ничего этого не замечает – ее взгляд устремлен к тарелке с нетронутым брусничным пирогом. Она жалуется, что «мужик нынче обмельчал», любовь невозможна, все отношения строятся по одному и тому же сценарию, все обречены, «мы все погибнем».

Четыре месяца назад женщину оставил человек, с которым на протяжении четырех с лишним лет она делила кров, постель и планы на будущее. Нехорошо оставил, некрасиво – даже не одарил прощальным благодарственным разговором. Оставил записку – мол, дорогая, надоела ты со своими претензиями и сорок восьмым размером, ухожу я к нашей общей инструкторше по латиноамериканским танцам, мы уже месяц как любовники.

Ну казалось бы, ушел и ушел. Бывает и такое. Время лечит. Ну и вообще.

Но все эти месяцы ее жизнь наполнена ядом губительных мыслей, которые существуют в векторе от «он просто мелкотравчатый подонок» до «мне почти сорок, я живу в жестоком городе торжествующего шовинизма, наверное, я уже стала не торт».

«Эти мысли не дают мне покоя. Я не могу уснуть часами – ворочаюсь и думаю об этом. Как он мог. Почему я не понимала? Почему не чувствовала в нем червоточинки? Почему пропустила сигналы тревоги?»

А за пару дней до того, как она изливала на меня этот яд в баре, мне довелось выслушать практически то же самое от знакомого. Он тоже считал себя преданным, и это отравляло его жизнь.

Сутулый программист, который в свои слегка за сорок решил, что не живет по-настоящему, а как будто бы бездарно играет в декорациях к его личному «Дню сурка». Все ненастоящее: захламленная квартира, скучная работа, похожие друг на друга свидания, на которые он ходит машинально, хотя на самом деле мечтает не о семье, а о кругосветном путешествии, на которое нет ни денег, ни здоровья.  Однажды он решил выйти из этого колеса сансары романтичным мальчишеским способом — купил сноуборд, уехал на Чегет,  какое-то время слал оттуда «письма счастья» о том, как прекрасна жизнь, а потом упал на склоне, сломал ключицу и обе ноги, и вот лежит в хирургическом отделении в ожидании момента, когда его кости скрепят специальными титановыми пластинами. Лежит и ноет: «Зачем, зачем я это сделал! Я чувствую себя обманутым дураком, но самое ужасное, что обманул я себя сам! Повелся на иллюзию» .

Он тоже столкнулся с предательством. Его как будто бы предали эти горы, предал бьющий в лицо ветер, предало то ложное ощущение счастья и «настоящей жизни», которое его наполняло, когда он мчался по снежному склону вниз.

Расставаться всегда сложно. Неважно, что ты изымаешь из жизни – человека, которого считал любимым, идею, которая питала, концепцию будущего, которая, казалось, была уже в кармане, но серия каких-то событий обратила ее в прах.

Расставание и само по себе иногда похоже на смерть.

Мудрецы, от давно покинувших материальный мир авторов сакральных текстов до белозубо улыбающихся ведущих психологических тренингов, в унисон твердят: надо простить и отпустить. Обязательно в таком порядке. Просто вычеркивание без прощения не работает – это как будто бы заклеить пластырем гнойную рану.

И есть масса полезных универсальных советов по этому поводу. Например, сформулировать «благодарный список» — зафиксировать те положительные частности, которые принес в твою жизнь тот, кто впоследствии оказался предателем. Сконцентрироваться только на хорошем даже в тех случаях, когда оно сводится к «нам было так весело вместе». Но желательно все-таки расчленить это «весело» на детали. Каждый пункт списка – удар ножом по толстому канату, которым ты привязан к предавшему. В конце концов, канат истончится, порвется, и ты почувствуешь себя легким, как воздушный шарик. Сбросишь обиду, как ненужный балласт.

У одного моего знакомого есть более веселый рецепт по этому поводу (сомнительный с точки зрения «добра и света», но кто сказал, что черный юмор не может тоже быть целительным?): «Я представляю, что бы сказал на похоронах этого человека. Вот стол с блинами и кутьей, фотография в траурной рамочке, до меня доходит очередь говорить тост и…. Вроде как вечность уже всех со всеми примирила, мышиная возня интриг больше не имеет никакого значения, и надо вспомнить что-то доброе и желательно смешное. Обстановку, так сказать, разрядить». Совет не от просветленного гуру, но он тоже работает.

Отпустить предателя – трудный квест. Потому что сложносочиненный человек, сознание которого приучено к рефлексии, в своих болезненных измышлениях непременно однажды забредет и в хижину Матушки Вины.  Мол, как же так, почему я позволил так с собою поступить, где были мои глаза.

То есть простить приходится не только предателя, но и своего внутреннего доверчивого дурачка, сделавшего такой исход событий возможным.

Однажды близкая подруга призналась, что с самого детства ведет внутренний диалог с обидчиками из прошлого. У нее внутри целый мир, в котором нашлось место для каждого. И для некой пятилетней Люси, когда-то из вредности в клочья порвавшей ее любимого плюшевого мишку («Из вредности! Представляешь, просто так!»). И для коллеги Анатолия, который на новогоднем корпоративе напоил ее шампанским, витиевато признался в любви, увез в свою холостяцкую студию в Бутово, а на следующее утро имел наглость раззвенеть всему офису, что она – холодная и «не катит». И больше никогда к ней не подходил – даже здоровался сквозь зубы. И для близкой подруги, которая взяла в долг внушительную сумму, прогуляла все деньги, а потом перестала отвечать даже на смс. «Просто вычеркнула меня из жизни. Несколько тысяч долларов – и вот меня не существует. Я места себе тогда не находила, это было хуже, чем если бы ушел мужик. У нас была такая близость, она все-все про меня знала». И даже для собственного отца, которого она помнила смутно: кажется, было в ее детстве что-то такое, большое, с пахнущей табачным дымом бородой, оно подбрасывало к потолку, угощало лимонадом и мороженым и оставило даже не конкретные воспоминания, а какое-то послевкусие счастья и полноты. Отец ушел, когда ей не было и пяти лет. Переехал к своей любовнице в другой город. Больше они никогда не виделись.

«Я с ними разговариваю. Это моя терапия. Хотя в глубине души понимаю, что это скорее колодец, а не исцеление. Но ничего поделать не могу.  В моих фантазиях все эти люди просят прощение. Люся говорит, что ей очень жаль, что ей просто хотелось со мной дружить, но она не знала, как подступиться, а ведь агрессия – способ слабаков попросить о помощи. И подруга предавшая говорит: «Прости, я сто раз собиралась позвонить, но самое неприятное – общаться с теми, кого ты обидел». И папа – а я ведь даже лица его не помню – папа говорит со мною тоже. Прости меня, доченька, я был такой дурак. Но ведь нам хорошо было вместе, и эти воспоминания – лучшее, что у меня со временем осталось. Они все это говорят мне, и я плачу, и это катарсис. И неважно – может быть, Люся из моего детства – просто агрессивная психопатка, а папа не узнал бы мое лицо среди десяти предложенных лиц. Неважно. Это только моя игра, мое прощение».

Простить предателя – это в первую очередь простить себя самого.

Своего внутреннего Буратино, которого заманили в страну дураков.

Внутреннего блаженного, который за текстом не увидел подтекста, который измерял других по себе и попал в обидную ловушку.

Дурака своего внутреннего. Его придется тоже принять – иначе расставание с предателем будет просто очередным звеном в цепочке жизненных обстоятельств, а не новой ступенькой развития, не уроком. Я люблю слова Конкордии Антаровой: нет для тебя врагов, нет для тебя друзей, все люди для тебя – учителя.

Ну и самое главное – после этого не закрыться и не нарастить стальную броню.

Ведь мы живем в эпоху общественно неодобряемой слабости. Все молятся на силу, все хотят быть сильными. Недавно я участвовала в споре о том, что такое истинное самоуважение: дать отпор, если тебя обидели, или пребывать в таком состоянии сознания, что обидеть тебя не представляется возможным вовсе.

Большинство людей представляют из себя набор мишеней разной степени прорисованности – бей не хочу. Ходячая коллекция слабых мест. Тут уж, если выжить хочешь, поневоле научишься либо маскироваться, либо атаковать, притянув за длинные уши аргументы о том, что это и есть самоуважение. Но если ты точно знаешь, что за толщей всего, что мешает тебе быть безупречным, есть некий Абсолют, нечто бессмертное и чистое, если ты предпочитаешь искать опору не в коконе, а в дремлющей в нем бабочке, то и отношение к частностям мира – в том числе и к чувству обиды — меняется. Тебя становится невозможно обидеть или уязвить.

И вообще, почему считается, что защита – это искусство? Защита – это просто навык, которым нетрудно овладеть. Все наше раненое общество пропитано идеей защиты. От высоколобого троллинга, где пятьдесят оттенков изысканного хамства так легко перепутать хоть с наивной прямотой, хоть с вошедшей в моду фоновой мизантропией, до прямого удара в лицо где-нибудь в темной подворотне. Почему доктор Хаус так популярен? Потому что он же гений защиты, да еще какой – приперченной высоким интеллектом и умением классно шутить.

Истинное искусство – это как раз беззащитность. Защититься каждый может, а вы попробуйте довериться, показать мягкое брюшко – вот где иногда требуется истинная сила духа. Особенно, если тебя уже предавали много раз.

Ты прощаешь – прощаешь внутреннего блаженного дурачка, прощаешь того, кто поступил с тобой неблагородно, и мир меняется.

Вдруг прекращается эта бессмысленная игра в тетрис обрывками чужих фраз и мотивов – это не имеет к тебе никакого отношения. Поступок предателя – его карма, твоя реакция и мысли по поводу – твоя карма.

 P.S. А та женщина, сидевшая со мною в пропахшем печеными яблоками баре, все же в какой-то момент вышла из сумрака, подняла взгляд от нетронутой еды на тарелке, ответила на улыбку дредастого бармена с Дартом Вейдером на футболке. Они даже обменялись телефонами и о чем-то договорились.  Я не уверена, что это все всерьез, но жизнь покажет.

Фото