Стыд – эгоцентричный процесс, стыд мешает эмпатии и да, стыд часто хорошая почва (но не единственная причина) для возникновения химических и нехимических зависимостей, которые временно анестезируют и еще дальше уводят человека от сути проблемы. И именно потому. что стыд — «это только про себя», понимание другим человеком (жертвой) причин насилия (в том числе понимание причин интенсивного чувства стыда насильника) не приближает ни на шаг к тому, чтобы насильник остановил свой абьюз.
Текст — Peg Streep

 

Общественное мнение уверено: если отношения мать-дочь зашли в тупик, то надо внимательнее присмотреться именно к дочери. Культурные мифы о материнстве – будто бы все женщины – источник любви для своих детей, что материнство – инстинкт и что все матери любят своих детей безусловно – и формируют отношение людей к дочери, которая либо полностью прервала общение с матерью, либо поддерживает минимальный контакт, и это очевидно не только близким, но и малознакомым людям.
И вот общество становится на сторону матерей, зачастую подкрепляя свою позицию интерпретацией библейских заповедей, невзирая на обстоятельства.

В то же время, если родитель прерывает общение с ребенком, то он может надеяться на сочувственные комментарии о сложностях воспитания детей и о том, что взрослые дети и правда могут быть невыносимыми. Если разрыв инициировал родитель, то предполагается, что все варианты решения проблемы уже испробованы и что самое важное – родитель сделал всё. что мог.
Общество поднимает бокал за родителя, который старался, но у него не получилось, и всегда готово подставить плечо поддержки.

Однако нелюбимая дочь лишена презумпции невиновности. Вместо этого общество охотно навешивает ярлыки, какая она неблагодарная, резкая, самовлюбленная и т.п. Ей напоминают снова и снова, что её кормили, одевали, и у неё была крыша над головой, а если её эмоциональные потребности в детстве не были удовлетворены, а любовь и поддержка на неё не распространялись, так это только она сама и виновата. Или что она преувеличивает и драматизирует, потому что – ну вот она же выросла нормальным человеком.
В итоге общество критикует и давит, продолжая унижать нелюбимую дочь, как это делала её мать и, возможно, другие члены семьи, и стыдить её в процессе этого давления.

Будучи дочерью, которая оборвала общение с матерью (и ещё пишет о нелюбящих матерях), я лично на себе испытала всё это общественное давление. Это правило, а не исключение.

 

Общественный шейминг: слон в комнате.

Общественное неодобрение часто препятствует на пути как к выздоровлению, так и к возвращению себе своей жизни, создавая новый внутренний конфликт.
Как писала об этом одна женщина:

«Как мне объяснить насколько токсичным было поведение моей матери, чтобы мои слова не звучали неблагодарностью и нытьем? Каждый раз, когда я поднимаю эту тему даже с близкими друзьями, я наталкиваюсь лишь на неодобрение. Но неужели дочерний долг – это что-то столь мучительное? Неужели я должна её видеть лишь потому что она этого активно добивается?»
Истории нелюбимых дочерей – одни из тех, которые никто не хочет слушать.

Нелюбимые дочери и так чувствуют себя не от мира сего из-за того, как с ними обращались в их семье; добавьте к этому общественный уровень отказа в принятии и понимании, если она решила разорвать или ограничить общение с матерью, для многих это ужасно сложно. Но иногда это единственный способ исцелиться.

 

Стыд и кодекс молчания.

Нелюбимые дочери редко рассказывают кому-либо о том, что происходило в детстве в их доме, частично потому, что они считают, что так происходит во всех семьях. Оправдывать такое обращение с собой, даже если оно сильно ранило, проявляясь в игнорировании, унижении, изоляции, запугивании, жестокой критике, – это только одна причина.
По мере взросления, общаясь с другими семьями и начиная видеть, что, возможно, в других семьях все по-другому, молчание может быть связано со стыдом и тревогой, будто бы она сама виновата, что с ней так обращаются.

Поскольку нелюбящие матери часто оправдывают свой гиперкритицизм и вербальное насилие, перекладывая ответственность на детей, говоря вещи вроде: «Я бы тебя не наказывала, если бы ты не была такой грубой и растяпой», «Ты постоянно задаешь глупые вопросы, у меня и других дел хватает, чтобы тратить время на разговоры с тупыми людьми», «Если бы ты была лучше, мне бы не приходилось орать на тебя,» — чувство стыда, таким образом, становится первой и автоматической реакцией нелюбимой дочери.
Это становится ещё одной потенциальной причиной поддерживать молчание, потому что меньше всего на свете ей хочется, чтобы её «недостатки» увидел весь мир.

В подростковом возрасте потребность вписаться в группу и быть похожей на других на фоне продолжающегося стыда и тревоги часто мешают нелюбимой дочери получить помощь и поддержку у ровесников, открыв им правду.

Однако пока она хранит этот секрет в себе, он продолжает изолировать её от мира.
После того, как была опубликована моя книга «Жестокие матери», мне написала моя соседка по комнате, с которой мы жили на втором курсе института; мы не общались с тех пор 40 лет. И хотя мы жили целый год в одной комнате размером с обувную коробку, ни одна из нас даже не заикнулась о том, как вели себя с нами наши уважаемые обществом матери. Она написала, как мы могли бы помочь тогда друг другу, если бы нарушили это молчание, и я не могла с ней не согласиться.
Но так, как мы вели себя все эти годы, – это типичное поведение, как я потом узнала из сотен и сотен рассказов.

 

Стыд как оружие в арсенале нелюбящей матери.

Исследования показывают, что и насилие, и жестокое родительское отношение делают людей более чувствительными к стыду; несомненно, частично это связано с фактом того, что иногда материнское поведение намеренно включает в себя действия, призванные воздействовать на поведение ребенка чувством стыда или из-за того, что родитель не может справиться с проявлением своих собственных эмоций.
Но быть «склонной к стыду», как называют это исследователи, объясняет и другой аспект проблемы – какую именно роль играет стыд в ранах нелюбимой дочери и в её попытках из всего этого выбраться.

В своей блестящей книге «Изнанка родительства» (Parenting from the Inside Out) Daniel Siegel M.D. и Mary Hartzell M.Ed. обсуждают, как они это называют, «токсичный разрыв» в детско-родительских отношениях и как это относится к родительскому стыду и как это провоцирует стыд в ребенке. (Да, здесь мы описываем возможный механизм со стороны родителя).
Авторы определяют «токсичный разрыв» как нечто, что активно повреждает ощущения собственного Я ребенка, часто в результате того, что родитель теряет контроль над своими эмоциями и угрожает, кричит или обзывает ребенка. (Да, это эмоциональное и вербальное насилие).
Чувство вины ребенка приводит к физическим последствиям, таким как боль в желудке, напряжение или ощущения комка в груди и горле, импульсах избегать глазного контакта. Ребенок делает стыд частью себя и начинает думать о себе как о «плохом» или «бесполезном».
Siegel и Hartzell отмечают, что часто причина – это собственный стыд родителя (результат того, как с ним обращались в детстве) – именно он подсознательно приводит родителя в состояния полного погружения в свои собственные эмоции и в таким моменты усиливает неспособность быть на контакте с ребенком. В итоге родитель фокусируется на свой собственной беспомощности и некомпетентности. Этот ужасный цикл может быть остановлен только осознанием ситуации родителем и концентрированным усилием исправить этот «токсичный разрыв».
Это происходит, увы, не всегда, что и подтверждается опытом нелюбимых дочерей.

 

Понимая стыд.

Психологи говорят о разнице между стыдом и чувством вины, хотя обе эти эмоции считаются «сконцентрированными на себе» эмоциями. Младенцы рождаются, не умея испытывать ни то, ни другое; считается, что дети начинают испытывать их в 2-3 года.
Из этих двух эмоций наиболее токсичен стыд, и именно он имеет большую тенденцию к «застреванию» в человеке.

Чувство вины произрастает из определенного поведения, тогда как стыд включает в себя самую суть Я. Интересно, что, согласно исследованиям, чувство вины может усилить эмпатию, но стыд нарушает нашу способность сопереживать.

Почему так может быть?

June Price Tangney и её коллеги высказывают следующе мнение:

«Эгоцентричное фокусирование стыда на своем «плохом Я» (вместо концентрации на плохом поведении) мешает процессу эмпатии. Люди в муках стыда замыкаются глубоко в себе и менее способны направлять свои когнитивные и эмоциональные ресурсы на раненных других».

Когда импульс отрицать или прятаться от чувства стыда экстремально сильный, стыд, тем не менее, всплывает как пузырь на поверхность, неосознанно, в других формах.

Исследования показывают, что люди, склонные к стыду, испытывают интенсивную злость, выражают эту злость разрушительными способами и делают все возможное, чтобы переложить вину с себя на других.

Не стоит и говорить, что их способность поддерживать отношения серьезно снижена. Как далеко способны зайти люди, чтобы убежать от своего чувства стыда, будет зависеть от интенсивности их боли.

Стыд и шейминг играют важную роль в жизни многих нелюбимых дочерей, хотя о них редко говорят. Выводить стыд и шейминг на свет, видеть и осознавать их происхождение — важные шаги на дороге к исцелению.

 

Ссылки, упомянутые в статье.

Siegel, Daniel and Mary Hartzell. Parenting from The Inside Out. New York: Jeremy P. Tarcher/Penguin, 2003.

Tangney, June Price, Jeff Stuewig, and Debra J. Mashek, “Moral Emotions and Moral Behavior,”Annual Review of Psychology (2007), 58, 345-372.

Перевод Юлии Лапиной, оригинал здесь 

 

 

 

Фото

Мнение редакции может не совпадать с мнением автора.
В случае проблем со здоровьем не занимайтесь самолечением, проконсультируйтесь с врачом.

Нравятся наши тексты? Присоединяйтесь к нам в соцсетях, чтобы быть в курсе всего самого свежего и интересного!

Instagram Facebook VK
Telegram